Отношение к Переходам, в том числе к смерти, в традиционной культуре совсем иное, чем у нас сейчас. Намного спокойнее, и вместе с тем осознаннее и ответственней. Хотим познакомить с живыми свидетельствами такого отношения, записанными замечательным писателем, знатоком поморской культуры, Борисом Шергиным. Читаешь, и начинает складываться совсем иное понимание...
"Ответ отца".
Сын онежского кормщика, живший на Двине у судового строения, заболел. Придя «к кончине живота», он пишет отцу в Онегу:
«Государь батька! Уже хочу умереть. Поспеши притти и отпустить меня».
Отец отвечает ему:
«Сын милый, пожди до Похвальной недели. Буде можешь, побудь на сем свете с две недельки. Прибежу оленями. Буде же нельзя ждать, увидимся на будущем.
Но се аз, батько твой, отпускаю тебя, и прощаю, и прощения прошу».
***
"Марья Дмитриевна Кривополенова".
В 1924 году на Пинеге был недород, бесхлебица. Опять старухе пришлось себе и внукам добывать хлеб в скитаниях по деревням.
Однажды отправилась она в дальнюю деревню. Возвращалась оттуда ночью. Снежные вихри сбивали с ног. Кто-то привел старуху на постоялый двор. Изба была битком набита заезжим народом. Сказительницу узнали, опростали местечко на лавке.
Сидя на лавке, прямая, спокойная, Кривополенова сказала:
-- Дайте свечу. Сейчас запоет петух, и я отойду.
Сжимая в руках горящую свечку, Марья Дмитриевна произнесла:
-- Прости меня, вся земля Русская.
В сенях громко прокричал петух. Сказительница былин закрыла глаза навеки...
***
"Рассказ Соломониды Ивановны".
Татушка восьмидесяти годов помер. Болен не бывал, голова не баливала. В избушке сине от угара -- ему ладно. Сколько он зверя -- медведей, лисиц, куниц, росомах, белки, -- сколько птиц, сколько рыбы добывал!
...В умерший день с утра заскучал:
-- Подайте ружье, я хоть к сердцу прижму... Нет... Напромышлялся... Возьмите мое ружье!
Лег на лавку. Больше и все. Я плакала ему:
Кого мы будем бояться?
Кто теперь будет грозить?
Все будем сами себе больши,
Все будем нарозь глядеть.
Некому будет связать...
***
"Старые старухи".
Однако через три года Олена Кирилловна заумирала не шутя.
Дочери говорят:
-- Мама, мы батюшку пригласили.
-- Созвали бы старух из Амбурской пустыни. Поп-то -- «ба-ба-ба», да и все. А наши-то старухи за рублевку три часа поют да поют.
Однако иерей явился.
-- В чем грешна, раба Божия?
-- Ну, батько, ты и толст, сала-то, сала! Ты светло загоришь в аду-то.
-- Тебя саму за эти слова в муку!
-- Я тоща, я худо загорю: головней возьмусь, да и... Ох, кабы кучей мучиться-то... Все бы веселее...
-- Раба Божия, я буду тебя исповедовать, ты отвечай.
-- Нет, ты мне отвечай! Вот скажи: кто меня так крепко, со всех сторон пожалеет, так обнимет, что уж не вывернешься?
Священник недоумевает, все молчат... Старуха рассмехнулась:
-- Могила, кто же больше!... Ну, простите. Не велю вам скучать.
Тут и все.
А тетка Глафира Васильевна, умирая, сказала:
-- Не хочу больше на Севере репу есть. Поеду по яблоки в южные страны.
Все отрывки взяты из рассказов Бориса Викторовича Шергина.